БОЛЬШОЕ ИНТЕРВЬЮ   |   14.08.2023

«ИГРА ВЗАПРАВДУ»

1 ЧАСТЬ  |  НАЧАЛО

L.LENKOVA: Таня, здравствуйте!

 

Т. Чердынцева: Здравствуйте, Лена!

 

L.LENKOVA: Мне очень приятно видеть вас своей Героиней! /Мило улыбнувшись друг другу, я продолжила./  Сегодняшнюю беседу мне бы хотелось начать с замечательного высказывания Антуана де Сента-Экзюпери: «Детство – это огромный край, откуда приходит каждый! Откуда я родом? Я родом из моего детства, словно из какой-то страны…». Очень красиво подмечено.

 

Т. Чердынцева: Красиво, да.

 

L.LENKOVA: Тань, с самого детства вы были окружены миром творчества. Ваша мама – артистка Белорусского государственного камерного хора. Папа – пианист, хоровой дирижёр. Каким был этот мир творчества в вашем детском понимании?

 

Т. Чердынцева: Сложно сказать. /Думает./ Мне кажется, тогда, будучи ребёнком, я вообще не осознавала, что это был мир творчества. Я просто в этом жила и эта была единственная возможная для меня реальность.

Я не понимала, как можно жить иначе?!

Моё становление, моё взросление проходило в студиях, секциях, кружках. Это была учёба, которая всегда была мне по душе. Мне нравилось выступать на сцене, быть задействованной в спектаклях, в опере…

 

L.LENKOVA: В опере?! — переспросила я.

 

Т. Чердынцева: Да, я занималась в детском музыкальном театре-студии при Большом театре оперы и балета в Минске. Мы принимали участие в операх, ставили свои спектакли, где дети играли для детей. Мюзикл «Питер Пэн», опера по Шарля Перро «Кот в сапогах», школьная опера «Принцесса на горошине».

Ещё в школе ходила на хор, уроки фортепиано, вокала, сольфеджио… Занималась рисованием, посещая художественную школу. 

Для меня все эти увлечения были каким-то таким полётом фантазии. Мне нравилось учиться и мне нравилось учиться тому, что мне нравится… извините за каламбур… а нравилось мне творить во всех областях. /Улыбается./

Я жила не в творческом, а скорее в сказочном мире. Это был мир игры, мир фантазии, мир театра, мир музыки. Меня окружали интересные, творческие люди. Родители – музыканты. Дядя – архитектор. Прекрасные педагоги. Талантливые режиссёры. Всё это каждодневно наполняло мою жизнь, раскрашивая её какими-то невероятно яркими красками.

 

L.LENKOVA: А с ровесниками во дворе вы играли или времени на это у вас совсем не оставалось?

 

Т. Чердынцева: Конечно же! Я гуляла на улице с детьми, играла с ними в «Казаки разбойники» и в какие-то там другие игры, но это было так, иногда. Ничто не могло заменить мне детскую студию в театре.

Жизнь маленькой Тани была фактически расписана. По выходным обычно были спектакли, либо репетиции, ещё какие-то спектакли могли быть в середине недели. И если вдруг, так уж случалось, что у меня всю неделю ничего нет – это было прямо настоящей катастрофой для меня. У меня начиналась «психологическая ломка». Я скучала по театру, скучала по спектаклям, по репетициям, по той атмосфере, по тому общению. Это был какой-то совершенно иной мир и его мне очень не хватало. Всё как у Экзюпери – это была моя страна, где я чувствовала себя комфортно.

Кто-то, наверное, может подумать, что у меня не было детства – отнюдь, я считаю, напротив – у меня было лучшее детство, которое только можно придумать. Потому что всё то, что я хотела – я делала, мне это позволяли и всё то, чем я занималась – мне очень нравилось.

L.LENKOVA: В одном из интервью вы обмолвились, что по вечерам с мамой частенько смотрели кино.

 

Т. Чердынцева: Да.

 

L.LENKOVA: А какое это было кино? Это были сказки, оперетты, мультипликационные фильмы, юношеские ленты, какие-то взрослые вещи?

 

Т. Чердынцева: Это были и семейные фильмы, и какое-то взрослое кино, и старые советские сказки… «Морозко», «Обыкновенное чудо», «Три толстяка»... Всё как у всех. /Пауза./ Мне очень нравился музыкальный фильм-сказка «Мама»… там, где Людмила Гурченко Козу играла...

 

L.LENKOVA: В дуэте с Михаилом Боярским?

 

Т. Чердынцева: Да-да-да! Про волка и семерых козлят.

Советский мультфильм «Русалочка» нравился и мультфильм про мамонтёнка. Потом как-то плавно настало время диснеевских сказок, и они мне тоже очень нравились. Они были такими яркими, волшебными, красочными, такими притягательными... А с утра по выходным шли передачи про космос, про планеты, про древние миры, про динозавров. Я с нетерпением ждала эти выпуски, очень их любила, да и, в общем-то, до сих пор люблю. Люблю что-то неизведанное – заглянуть в прошлое или, наоборот, в будущее. Люблю передачи, фильмы, которые дают возможность приоткрыть тайну, дают возможность пофантазировать на тему: «как оно было раньше или, как оно может сложиться потом». Это крайне любопытно, тем более что с недавнего времени все мы стали очевидцами того, как некогда самый невероятный фантастический фильм становится реальностью.

 

L.LENKOVA: Как это произошло с научно-фантастическим фильмом Стивена Содерберга «Заражение», вышедшим в 2011-ом году. Девять лет прошло, и история буквально «сошла» с экрана и претворилась в жизнь. Тогда нам это действительно представлялось нереальным. Сейчас – уже свершившийся факт.

 

Т. Чердынцева: Совершенно верно. Всё, что нам казалось фантастикой пять – десять лет назад, сегодня воплощается в жизнь. И точно так же будет с теми сюжетами, которые мы фантазируем сейчас, они обернутся явью через каких-нибудь десять – двадцать лет.

 

L.LENKOVA: На минуту представила… Я неравнодушна к «Ходячим мертвецам», мне неимоверно страшно бывает всякий раз, когда я смотрю этот постапокалипсис, но оторваться не могу. И вот сейчас — сделав глубокий вдох-выдох, я продолжила — с ужасом представила, что это явь… Нет-нет-нет! Боже упаси!

 

Т. Чердынцева: Лена, мы можем лишь предполагать, фантазировать, но наверняка точно не узнаем, пока, образно говоря, не повернём за поворот. 

L.LENKOVA: Остаётся лишь одно – быть аккуратнее в своих мечтах и намечтывать исключительно правильные, благостные сюжеты. Вот только щекочет нервы, и будоражит кровь совсем иное кино.

 

Т. Чердынцева: Вспомнила один случай. Я ещё совсем маленькой была. Мне года четыре, может пять было. По телевизору шел «Вий». Я мельком взглянула на экран, и всё…

 

L.LENKOVA: Тот самый «Вий» с Леонидом Куравлёвым и Натальей Варлей?

 

Т. Чердынцева: Да!

 

L.LENKOVA: Подождите, фильм стал первой экранизацией по одноимённой повести Николая Васильевича Гоголя и первым же великолепным, по мнению кинокритиков, фильмом ужасов той эпохи.

Таня, вы были совсем крохой, тогда мама не попыталась вам объяснить: мол, Танечка, такие фильмы детям нельзя смотреть!?

 

Т. Чердынцева: Нет, мне мама ничего такого не объясняла.

Был какой-то праздник, мы готовились к приходу гостей, телевизор работал и по нему фильм шел просто фоном. /Пауза./ Помню, что оторваться не могла, а мама с бабушкой украдкой надо мной посмеивались. /Улыбается./

 

L.LENKOVA: Вам страшно не было?!

 

Т. Чердынцева: Мне было очень страшно! Я помню, что пряталась за кресло, подсматривала сквозь пальцы, но всё равно продолжала смотреть. Я испытывала бурю эмоций. Я боялась и «кайфовала» одновременно.

«Вий» произвёл на меня тогда очень сильное и яркое впечатление. И я поняла, что мне очень нравятся фильмы, которые держат в напряжении. /Пауза./ До сих пор нравятся. Я люблю триллеры, психологические триллеры, люблю фантастику. И мне их интересно не только смотреть, но и сниматься в них мне безумно нравится. Потому что это, как правило, детективная история, в которой идёт какое-то расследование. Это огромный пазл, который нужно сложить не только зрителю, но и тебе. Это очень интересно!

L.LENKOVA: Вот мы и подошли к главному, с чего, конечно же, стоило бы начать наш сегодняшний разговор…

Тань, позвольте вас поздравить с премьерным выходом детективного триллера «Замаячный» по мотивам книги Ильи Бушмина «Ничейная земля».

 

Т. Чердынцева: Благодарю. С долгожданной премьерой нас! А мы с нетерпением ждали этого события. И это не фигура речи. Съёмки сериала «Замаячный» были завершены пять лет назад и вот, наконец, мы все сможем увидеть, посмотреть, что из этого получилось и, конечно же, вспомнить, как это было.

 

L.LENKOVA: Почему пришлось столько времени ждать?

 

Т. Чердынцева: Скорее всего, это были неизвестные мне обстоятельства непреодолимой силы. /Смеётся./

 

L.LENKOVA: Даже так?! Ну, хорошо, ответ засчитан!

У вас главная роль.

 

Т. Чердынцева: Да, я играю следователя прокуратуры по особо важным делам Екатерину Мазурову.

 

L.LENKOVA: Замаячный – так называется посёлок, откуда родом ваша героиня.

 

Т. Чердынцева: Совершенно верно, но местные жители после трагических событий, произошедших одиннадцать лет назад прозвали его «Ямой». Тогда, в одно «погожее» лето было совершено семь зверских убийств. Жертвы – молодые девушки и одна из них – старшая сестра моей героини.

L.LENKOVA:

«Наша жизнь – это мозаика, состоящая из множества кусочков: больших и малых; важных и не очень; из событий, из людей, из наших воспоминаний. Но я не хочу помнить всё! Я хочу помнить только хорошее: своё детство, мамино тепло, сильные папины руки, смех моей старшей сестры, свою первую любовь… только хорошее…».

Первые минуты фильма начинаются с этого пронзительного монолога, который произносит ваша Екатерина. Она продолжает:

«Я родилась и выросла здесь – в “Яме”. Но много, много лет назад я отсюда сбежала… сбежала, чтобы забыть и у меня это получилось. Я помню, как всё начиналось, но не помню, чем всё закончилось. Но я не хочу помнить! Это всё в прошлом! В том прошлом, которое я не хочу помнить. Говорят: «от прошлого не убежать» – не правда. Посмотрите на меня – у меня же получилось! По крайней мере, я была в этом уверена… до сегодняшнего дня…».

Я с удовольствием посмотрела первые три эпизода и хочу ещё! Мне интересно, что там дальше? Но… надо набраться терпения. Только вот, Таня, как это сделать?! /Смеюсь./

 

Т. Чердынцева: Лен, вы сами ответили на свой же вопрос – надо набраться терпения! /Улыбается./

 

L.LENKOVA: Вам проще! Вы определённо знаете, чем закончится эта история.

 

Т. Чердынцева: С этим не поспоришь. Но, вы знаете, уже многое забылось и можно сказать, что я также смотрю эту историю будто бы в первый раз.

L.LENKOVA: Что ж, вернёмся к вашему детству!

Тань, мне кажется, вы были каким-то избранным ребёнком.

 

Т. Чердынцева: Почему? /Улыбается./

 

L.LENKOVA: Не всем дано, далеко не всем, в тринадцатилетнем возрасте выступить на сцене Большого театра оперы и балета.

 

Т. Чердынцева: Да, в 13 лет я сыграла свою первую главную роль – Венди в мюзикле «Питер Пэн».

 

L.LENKOVA: О чём я и говорю! Вот, мне интересно, какие эмоции вы испытывали, зная, что вам предстоит выйти на авансцену крупнейшего театра Белоруси? Или тогда вы ещё не до конца понимали масштаб своего дебюта?

 

Т. Чердынцева: Знаете, я тогда даже и не задумывалась о том, что буду играть на сцене Большого театра, на главной площадке страны. Вообще об этом не думала! Я прекрасно понимала другое… Я прекрасно понимала, что есть спектакль и мне в нём дали главную роль, и с этой задачей я должна по актёрски справиться.

У нас был прекрасный, фантастический режиссёр, талантливая женщина – Галина Леонидовна Галковская. Она была очень строгая, я её безумно боялась, дико уважала, и мне нравилось с ней работать. Она умела доходчиво объяснить, грамотно и точно подбирая слова. С ней было как-то всё просто и понятно. Было волнительно, ответственно, но в то же время было очень легко. Поэтому за саму актёрскую игру я не переживала, волновалась я больше за вокал. Мазурова Алла Александровна – строгий педагог по вокалу и руководитель хора в той же детской студии, делала мне массу замечаний, и я старалась как могла, выполнить все её наставления и рекомендации. В итоге, всё прошло хорошо, всё получилось!

 

L.LENKOVA: Я правильно понимаю, благодаря этой роли вы окончательно решили стать актрисой?

 

Т. Чердынцева: Да, всё верно, после этой роли я окончательно определилась в выборе профессии и поняла, что хочу стать именно драматической актрисой. То ощущение веры и правды, о котором писал Станиславский, вторил Чехов – я же тогда этого ничего ещё не знала. Я не читала тогда ни Станиславского, ни Чехова. Работая с режиссёром, я просто улавливала моменты – моменты, понимания того, что я искренне верю в то, что происходит, в то, что я сейчас говорю и делаю на сцене. Бывали даже такие «взрывы смеха». И это сиюминутное переключение было настолько невероятным, что позже возникала некая неловкость от того, насколько же это всё по-настоящему и взаправду! Именно тогда я впервые почувствовала эти свои живые, подлинные, настоящие эмоции, и поняла, что хочу продолжать их испытывать вновь и вновь. Так что спасибо большое, Галине Леонидовне! Это она меня вдохновила, благодаря ей я решила стать драматической актрисой.

L.LENKOVA: Вот вы это почувствовали, вкусили так сказать и что дальше?

 

Т. Чердынцева: А дальше, один знакомый мне сказал: «Если хочешь быть актрисой, то есть неплохая «Средняя школа № 27» с театральным уклоном и этим летом состоится набор. Тебе обязательно туда надо поступить!». Я всё узнала, подготовилась и... /Таня вдруг неожиданно захохотала./ Забавный случай произошел со мной за день до поступления.

 

L.LENKOVA: Расскажите!

 

Т. Чердынцева: За день до поступления я решила выйти покататься на роликах. В принципе я неплохо каталась, но тут, не успев выехать из подъезда, я растянулась на асфальте, причём на ровном месте. Нос и подбородок были содраны в кровь. На следующий день, я такая «красивая» пошла на прослушивание. Пришла и говорю: «Вы, пожалуйста, не обращайте внимания на всё это… Я вообще-то симпатичная!». /Смеётся./ Забавно, конечно, было!

 

L.LENKOVA: Смело, а главное с ходу и честно!

 

Т. Чердынцева: Да уж…

 

L.LENKOVA: Мне кажется, этим вы их просто обезоружили! /Улыбаюсь./

 

Т. Чердынцева: Меня приняли в театральную школу! И два года, 8- 9-й класс, я отучилась там, пока не поступила в Минский государственный колледж искусств на актёрское отделение, где моим мастером, любимым педагогом был Николай Николаевич Белян. /Тяжело вздохнув, актриса произнесла./ К сожалению, его уже нет с нами. Он был невероятным человеком и наставником. Заложил основу всего. Дал хорошую теорию, много практической базы… Помогал. Но он тоже был очень строгий. Везёт мне на строгих! /Таня засмеялась./ И, наверное, благодаря, вот этой строгости я есть та, кто я есть.

L.LENKOVA: В профессии были ли люди, на которых вы могли равняться?

 

Т. Чердынцева: Знаете Лена, вообще удивительная, конечно же, штука, но у меня никогда не было кумиров! Может быть, это и не совсем хорошо, с одной стороны, но, с другой – возможно, их отсутствие и сделало меня по-своему уникальной.

Я просто старалась делать и продолжаю делать максимально хорошо свою работу, отталкиваясь только лишь от того понимания, как я это вижу и, как я это чувствую. Хотя мне до сип пор очень сложно оценивать собственную работу… любую… чем бы я не занималась. Конечно, сейчас, с приобретенным опытом, я уже могу судить о чём-то со стороны.

 

L.LENKOVA: О чём, например?

 

Т. Чердынцева: О кино. /Думает./ Свои кино работы я могу посмотреть и дать им объективную оценку, но в театре… в театре нет, там всё иначе, это будет очень субъективное впечатление о себе самой, которое, возможно, окажется обманчивым.

Поэтому, я безмерно благодарна всем своим преподавателям, которые со мной занимались. Я благодарна всем режиссёрам, которые со мной работали. Без них, без наставничества, без такого человека, который мог бы тебе что-то подсказать и тебя направить, наверное, у меня не получилось бы ничего.

Жить в другом мире. Играть разных персонажей. Испытывать те эмоции, которые я бы в жизни никогда не испытала… сугубо эгоистичная позиция, согласна.

 

L.LENKOVA: Бытует мнение, что вообще все артисты – это самые большие эгоисты, жаждущие к себе должного внимания и особого отношения. Они с неким завышенным пиететом относятся к себе.

 

Т. Чердынцева: По-другому, мне кажется, невозможно. Это честолюбивая профессия. Творческие люди всё же, по большому счёту, натуры крайне сомневающиеся. И эти свои сомнения артисты тщательно скрывают, боясь какой-то уязвимости. Завышенный пиетет, о котором вы говорите – это чаще всего маска, за которой скрывается под час очень скромный человек.

Безусловно, в себя надо верить, на публике особенно, но не стоит забывать и о том, что каждому без исключения творческому человеку необходимы подтверждения его значимости.

Раньше, играя Венди, я даже не задумывалась о том, что в зале присутствует зритель. Я проживала на сцене целую жизнь, проживала её в своё удовольствие, и «кайфовала» без оглядки на других. Сейчас, мне уже важно, что происходит там, в зрительном зале, как там ведёт себя зритель – нравится ему или нет то, что в данный момент происходит на сцене. 

L.LENKOVA: Тань, с годами и приобретённым опытом ваше отношение к профессии как-то изменилось?

 

Т. Чердынцева: /Задумалась./ На самом деле, нет, не многое изменилось. Мне всё так же нравится фантазировать. Мне всё так же нравится что-то там испытывать из того, что я никогда не испытывала, и, возможно, даже никогда не испытаю в реальной жизни... /Пауза./ 

Правда, кое-что и добавилось!

 

L.LENKOVA: А что пошло довеском к вышесказанному?

 

Т. Чердынцева: Добавилась некоторая степень ответственности. Появилось небезразличие к зрителю. Возникли вопросы: «О чём ты хочешь рассказать своему зрителю?», «Зачем и почему он должен именно это от тебя услышать?», «Какие эмоции, чувства, мысли ты хочешь этим у него вызвать?»… То есть появилась ответственность за выбор материала…

Скажем так, если раньше мне нравилось играть всё что угодно, то сейчас я уже подумаю, может быть, об этой теме я не хочу говорить, и тогда я не буду принимать участие в этом спектакле или фильме. Появилась ответственность не только за себя, но и за зрителя и она обязывает стремиться к лучшему, обязывает к вдумчивому анализу при подходе к выбору ролей, к правильной расстановки приоритетов.

L.LENKOVA: Внутренний голос уверенности, когда впервые по-настоящему зазвучал?

 

Т. Чердынцева: «Внутренний голос уверенности» – это интересно! /Улыбается./

Знаете, он у меня такой сиюминутный. Иногда прозвучит, прорежется, скажет тебе пару слов и исчезнет.

На самом деле, голос уверенности как таковой он у меня отсутствует, потому что я вообще во всём не уверенный человек. Я об этом уже говорила. Для меня принимать решения в обычной жизни – огромная проблема, что уж говорить про творчество.

Творчество оно очень субъективно. И тут, мне кажется, уверенности не может быть. Нет, конечно, ты можешь с уверенностью сказать, что сделал всё что смог, но давайте будем честны – в кино и в театре не всё, далеко не всё зависит от актёра. Есть ещё партнёры на сцене, зрители в зале… Кино это искусство монтажа, бюджета картины, это режиссура и так далее.

Пока я не могу сказать, что во мне звучит голос некой уверенности, иногда, иногда он проскальзывает в какие-то определённые моменты: «У-С-П-Е-Х!». /Смеётся./ А так, нет… Быть может в будущем… 

 

L.LENKOVA: Каким чувством в виде спасательного круга должен обладать любой артист?

 

Т. Чердынцева: Терпением. Без терпения никуда! Нужно уметь терпеливо ждать, терпеливо искать свой путь, терпеливо и усердно прокладывать дорогу в жизнь, долго и упорно работать над материалом, искать вдохновение. /Думает./ Хотя… В современном мире надо уметь и заявить о себе, а на это нужна решительность и смелость. Важна, нужна, должна обязательно присутствовать какая-то определённая доля смелости, но без перебора. Чтобы не бояться озвучить какие-то свои мысли, не стесняться подойти, что-то там сказать, о чём-то спросить. Не должно быть страха рассказать о себе, о себе заявить.

Да, эти три качества я выделю: терпение, смелость и решительность.

L.LENKOVA: Тань, а что в профессии вам даётся тяжелее?

 

Т. Чердынцева: Для меня всегда очень сложно записывать актёрские визитки. Это, прям, какое-то испытание для меня, преодоление себя.

 

L.LENKOVA: Почему?

 

Т. Чердынцева: Потому что ты там должен говорить о своих плюсах: в каких проектах принимал участие, какие награды получил, чего ты там ещё добился… Со стороны люди говорят: «Это нормально!», а для меня это хвастовство какое-то. Мне настолько в этом некомфортно, некое чувство неловкости возникает.

 

L.LENKOVA: Проскальзывает «синдром самозванца»?

 

Т. Чердынцева: У меня есть такой маленький пунктик – мне неловко говорить о том какая я: молодая, красивая, талантливая, заслуженная и так далее. Я всегда в этом преодолеваю себя. А делать визитки надо, сейчас время такое. На это есть запрос, в этом есть потребность. И когда ты отправляешь видео кастинг директору, а он в свою очередь показывает твою визитку режиссёру и тут режиссёр смотрит на то, как ты выглядишь, говоришь, и что-то узнает о тебе. Он открывает тебя. Это необходимость, это надо делать, а вот у меня с этим до сих пор проблемы.

 

L.LENKOVA: Известно, что актёры зависимы от многих факторов, а в чём выражается независимость актёра?

 

Т. Чердынцева: Независимость. В чем? Ты в принципе независим в творчестве. Знаете такая есть байка: Режиссёр заходит в гримёрку и возмущенно так вопрошает: «Что вы делали на сцене после первого акта?!». И кто-то из актёров ему спокойно отвечает: «Подождите! Мы же не мешали вам режиссировать, правда?! А вы теперь не мешайте нам играть!». То есть по сути, когда актёр выходит на сцену, он независим ни от кого! Он может действовать, как ему заблагорассудиться. Будучи на сцене он свободен, потому что через текст автора, текст своего персонажа может доносить какие-то свои подтексты, свои мысли, свои чувства и переживания. Он в моменте и в этот момент творчества артист не зависит ни от чего кроме как, от того от чего он сам хочет быть зависим.

ПРОДОЛЖЕНИЕ  |  2 ЧАСТЬ

Фотографии:  КАТИ ЦИРКОВОЙ

ФИЛЬМОГРАФИЯ ТАТЬЯНЫ ЧЕРДЫНЦЕВОЙ